— Закрой рот и не указывай мне, что делать, если не хочешь встретиться со своей семьёй в следующий раз на том свете, Француз, — прохрипел я, подавшись вперёд. — Я не буду повторять дважды.

Промолчал, глядя на меня с ненавистью.

— Бурый убьёт тебя за это, как это хотел сделать с Фиестой, которую он тоже долго знал.

— Он не поверит тебе.

— Поверит. А теперь отвечай на вопросы, который я задаю. Отвечай честно, иначе я застрелю тебя прямо здесь и сейчас, а потом отправлюсь за твой семьёй. Взгляни мне в глаза и скажи, блефую ли я?

И он посмотрел в них. Это была невидимая борьба между нами. Борьба не физической, а внутренней силы. Если так выразиться, борьба шла внутри нас самих, внутри нашего сознания: признать противника более сильным и сдаться или нет. Ничего мистического, лишь обычные природные инстинкты стаи, где выбирают вожака.

Я смотрел спокойно и отстранённо, буквально вглядываясь в его зрачки, будто хотел увидеть его мозг. Он смотрел напряжённо, будто пытаясь задавить своим хмурым взглядом, своей аурой бандита и бесстрашия, но я привык держать лицо.

— А теперь вопрос: Фиеста знала о заказе до того, как ты позвонил?

Важный момент, который решит многое. Не всё, но многое, и если я одержу верх, это облегчит мне работу. Это была борьба за власть…

И Француз в ней проиграл.

— Нет, — с трудом ответил он, как если бы выдавливал эти слова из себя силой.

— Ты знал, что она работает на других?

— Нет.

— Ты её надоумил напасть на меня?

— Нет, Фиеста сама решила. Я лишь предупредил, что за ней отправили тебя убить её. Я не знал, что всё кончится для тебя так. Думал, что она просто убежит.

— То есть ты позвонил ей сразу после обсуждения, кто пойдёт на дело, так?

— Ты и так знаешь, что да.

— Ты знал же, что делаешь это за спиной Бурого, Француз, и всё равно позвонил. Почему? Ты же веришь ему.

— Я не поверил сначала, что это Фиеста. Не поверил, что она сдавала, и подумал, что Бурый ошибается. Под такие обвинения мог попасть каждый, и даже он.

Дело было сделано. Я отключил диктофон на телефоне, после чего мог вздохнуть более спокойно. Теперь Француз был у меня в кармане. У меня есть железные доказательства его вины — запись, где он отозвался на своё прозвище, а потом не тонко намекнул, что Бурый и сам может быть стукачом. Попади Бурому это на стол, и Француз не жилец.

До этого были лишь мои домыслы против Француза, и, случись спор, поверили бы, скорее всего, ему. Теперь же даже его знакомство с Бурым с детства не поможет.

Прогнившая, проворовавшаяся структура. То, что выглядело верной друг другу криминальной командой, что так любят показывать по телеку, где брат за брата, оказалась кучкой предателей и убийц, где каждый играет за спиной другого против него, не гнушаясь ничего.

Нет, Француз хотел как лучше, да, но это было предательством. Может и не таким страшным, неосознанным, просто желанием помочь по дружбе тому, кому веришь, но переросло это в то, что есть.

— Бурый метит к власти? На место Соломона? — спросил я.

— Я не знаю.

— Не надо врать, Француз. Давай я лучше обрисую тебе ситуацию в полном свете. Любая хрень влево-вправо, и это, — я достал телефон, после чего включил проигрыватель. Послышался голос Француза, — отправится электронным сообщением к Бурому. Чистосердечное признание. Тебе не надо рассказывать, что он сделал с сестрой одного парня, когда тот не предал, а просто облажался. Твою семью он вообще на мясо пустит за такое, а тебя заставит смотреть.

Он молчал. Сидел, весь напряжённый, будто готовый вцепиться мне в глотку руками.

— А ещё я уже отправил это сообщение другому человеку. Которому я могу верить. Если я умру, да даже просто захлебнусь супом, он отправит это Бурому, — я блефовал. Никому я его не отправил ещё, но в будущем исправлю это упущение. — Так что в твоих интересах, чтоб я выжил. А теперь ещё раз — Бурый метит на место Соломона?

— Судя по всему. Он не говорил, но ты сам уже понял, что он из тех, кто хочет быть сверху остальных. И иногда не гнушается грязных приёмов.

— И ты ему верил?

— Он не шёл против своих просто так.

Ага, я поверю в это на слово, когда только он дышать перестанет.

— Гребня. Что его связывает с Бурым?

— Ничего. Бизнес. Деньги. Ничего личного.

— Гребня верой и правдой ему служил всё это время?

— Как робот. Бурый полностью доверяет ему. Или почти полностью.

— Что с Феей? Что слышно об этом?

— Пока ничего, но Соломон недавно узнал, что она была в этом замешана. Теперь за её голову назначена награда.

— А сам Бурый, где его деньги? Я знаю, что у него есть свои запасы, но где конкретно он их хранит?

— Если ты думаешь, что я буду сдавать Бурого…

Я резко подался вперёд и ткнул ему в лицо стволом пистолета. Сделал это так быстро, как мог, и он не успел среагировать. Как итог — у него разбита губа.

— Ты сделаешь то, что тебе скажут, — тихо произнёс я. — Француз, ты не понял, во что вляпался. Или ты вместе со своей женой и сыном в бочках отправишься на дно залива, причём сделает это Бурый. Или ты поможешь мне, и я отпущу тебя с миром. И может доплачу, чтоб ты забыл это как страшный сон.

— Бурый никогда так не сделает. Он не предаёт своих.

— А Ряба? Он был не из ваших?

Я усмехнулся, видя его удивление.

— Как сказал Бурый, он знал слишком много о других. Включая самого Бурого. Например, что разжечь войну было выгодно именно Бурому и спровоцировать нападение Чеки на нас было отличной идеей. Не ты ли говорил, что он хотел быть сверху? Так зачем ему порт, если можно взять весь картель? Чеку сам Соломон и убил за разжигание войны, даже волноваться не надо. Или дилер, ты про него тоже слышал…

И я выложил всё, что знал. Просто показал, какую игру вёл Бурый, чтоб подорвать доверие Француза к нему. Показал, что никто для Бурого не человек, и он готов бросить любого под огонь как расходный материал в случае нужды и даже пальцем не пошевелит, чтоб спасти.

Я пытался показать, что сам Француз под ударом. Что сегодня использовали меня, а завтра используют его, и не факт, что тот переживёт это. И что если он хочет выжить, то лучше помогать мне. В этом случае будет меньше шансов, что Француза замучает совесть и он всё расскажет нашему боссу. Я хотел, чтоб он не доверял Бурому.

— И вот интересно получается, — продолжал я, выложив всю историю. — Ты сейчас будешь говорить, что это всё неправда, однако… не много ли совпадений?

Француз молчал недолго.

— Это лишь предположения.

— Про дилера предположение?

— Нет, но…

— Бурый использовал его, чтоб разжечь войну. Дилер бы не посмел торговать с гипотетическим врагом, только с подачи лейтенанта, и ты это знаешь. Отсюда следует, что и нас с Гребней он использовал для этого же. Неоткуда было Чеке узнать о том, где и куда мы едем. Фиеста работает на Бабочек, а тем эта война нафиг не сдалась. То есть ему она ничего сдать не могла.

Опять сидит хмурый и напряжённый. С одной стороны, Француз понимает, что правота за мной, но с другой в нём говорит, как это ни странно, добропорядочность: нежелание предавать и надежда, что это всё неправда.

Но я не собирался его убеждать. Мне не нужны были его вера и преданность. Лишь сомнение в своём боссе, чего я, собственно, и добился.

— Ты хочешь копать под Бурого?

— Тебя не должно волновать, чего я хочу, а чего нет. Ты будешь содействовать мне. В противном случае до твоей семьи доберутся или мои люди, или люди Бурого, здесь как повезёт. Поэтому между нами для остальных всё хорошо. И не увижу обычной улыбки на твоём лице, когда мы в следующий раз встретимся, сделаю её на твоём сыне.

С этими словами я встал из-за стола, после чего вышел из бара. Ноги уже не так болели, хоть и ныли от резкий движений, так что я мог вполне прогуляться и сам.

Теперь у меня был свой информатор и человек в банде Бурого. Дело оставалось за малым.